Поэтому с XIX века до наших дней

Поэтому с XIX века до наших дней образ Запада в глазах египтян противоречив, двойствен. Запад как соблазнительный пример для подражания - и Запад как ненавистный угнетатель-эксплуататор и агрессор. Раздвоение оценок самих себя и внешнего мира привело к противоречивому сочетанию комплекса неполноценности по отношению к Западу с комплексом превосходства мусульманина над любым христианином.

Само капиталистическое развитие, которое началось в Египте еще до английской оккупации, было деформированным, болезненным, уродливым, антинациональным. Носителями капиталистических отношений стали нахлынувшие в страну инонациональные элементы - греки, итальянцы, французы, армяне, евреи. Некоторые из них, переняв местные нравы, овладев арабским языком, и в Египте стали называться "левантийцами". Не египтяне и не европейцы, полуарабы, полуевропейцы - по своей социальной сути они были целиком ориентированы на Запад. Инонациональный, антиегипетский характер местного капитализма усилился во времена английской оккупации. Естественно, что самые большие куски пирога - от компании Суэцкого канала до торговли хлопком - находились в руках крупного английского или англо-французского капитала. Развивались лишь те отрасли хозяйства, которые были выгодны метрополии. Египет стал страной хлопковой монокультуры, поставляя сырье р,пя текстильных предприятий Ланкашира. Появление египетских по происхождению предпринимателей, банкиров, крупных торговцев в двадцатые - сороковые годы нашего столетия не изменило полуфеодального, полуколониального, компрадорского характера местного капитализма. Реакцией на него и была революция 1952 года, положившая начало великому для истории Египта революционно-демократическому эксперименту насеровской эпохи.

Но претендовать на изложение п н<скольких абзацахвсей социально-экономической и пиитической эволюции Египта почти за два столетия было оы непомерной претензией. Мы лишь коснулись их в самом хаотичном виде, чтобы вернуться к изложению общественной мысли. Наполеоновские гранадоры принесли на своих штыках не только колониальные амбиции Франции, но и лозунг французской революции - "Свобода. Равенство. Братство". Оккупационная держава попыталась пересадить на египетскую почву некоторую част своего государственного, административного и (удобного устройства, идеи представительного парламента. для деления законодательной и исполнительной власти, конституцию. Все эти нововведения сыграли парадоксальную роль. Задуманные как средства упорядочения колониального господства, прикрытого соответствующей демагогией, они впервые за много сотен лет приобщили египтян к управлению своей страной. Египетское "правительство" при французах было, конечно, вывеской французского колониального господства. Но при мамлюках у египтян вообще не было голоса в правительстве, никаких прав, никаких гарантий жизни и имущества. Французское колониальное правление было лучше, чем османо-мамлюкский деспотизм, но оно было отвергнуто египтянами как навязанное извне, как чужое и чуждое, как христианское в конце концов, ставившее мусульман в подчиненное положение. Ученики французов стали усваивать уроки гораздо быстрее, чем того желали учителя. Первой реакцией египтян, познакомившихся с новыми формами правления, было .стремление использовать их не во французских, а в своих собственных интересах. Ответом французов были репрессии, ответом египтян было восстание. Изгнав с помощью другой "неверной" державы - Великобритании французов, египтяне не забыли французских уроков. Они так и не вкусили блюда западноевропейской буржуазной демократии, но до них донесся хотя бы щекочущий ноздри запах. Претворить в жизнь конституционные, буржуазно-демократические идеи им не было дано. Они не обладали ни соответствующей политической культурой, ни организацией, ни опытом. Но осталась историческая память как живой фактор египетской общественной жизни, хотя Мухаммед Али установил деспотический режим, при котором никто и говорить не мог ни о конституции, ни о парламенте.