Но еще большей травмой для сторонников
Но еще большей травмой для сторонников панарабизма, мечтавших о том, чтобы вернуть арабскому миру славу и величие, поставить арабские страны на равную доску с Западом, было поражение в арабо-израильской войне 1967 года. Военная машина Израиля, подкрепленная Соединенными Штатами, оказалась сильнее арабских армий.
Арабо-израильская война 1973 года и повышение цен на нефть вывели на авансцену арабской политической арены консервативные монархии Аравийского полуострова. В Египте в семидесятые годы происходила бескровная садатовская контрреволюция. Насеровское наследство разрушалось по всем линиям. Садат отказался от панарабизма, от общеарабской политики. Садатовский режим шел к Кэмп-Дэвиду, к сепаратному миру с Израилем, к разрыву отношений с другими арабскими странами.
Идеологическим прикрытием для этого курса стало возрождение идей об особом, "неарабском" характере Египта, о величии эпохи фараонов, противопоставлении египетского национализма общеарабскому. Вспыхнула дискуссия о "личности Египта" - арабской или особой, египетской. Запалом для дискуссии послужило выступление старейшины египетских литераторов Тауфика аль-Хакима.
...Он был по-старчески элегантен в своем французском берете, в отлично сшитом европейском костюме. Беседа с ним доставляла удовольствие. Он искрился мыслями, неожиданными, парадоксальными поворотами идей. Как художник, он талантливо схватывал настроения общественного мнения Египта и умело их отражал. Как политический мыслитель, он вызывал у своих коллег ироническую улыбку, иногда добрую, снисходительную, нередко - язвительную. Я встретился с ним, чтобы поговорить о его книге "Возвращение сознания" - название, данное по аналогии с прогремевшим романом тридцатых годов "Возвращение духа". "Возвращение сознания" было атакой на всю эпоху Насера с позиций либерально настроенного интеллигента. Он не видел ни одного светлого пятна в жизни Египта после 1952 года и сетовал на то, как его разочаровали "Свободные офицеры", которые когда-то пришли к власти со столь привлекательными лозунгами. Чувствовалось, что он пронес через десятилетия наивный "фараонизм" двадцатых - тридцатых годов, идеалы Саада Заглюля, ностальгию по порядкам и образцам Западной Европы.
